Рассказать о какой-то конкретной книге, которую я прочитал за лето, мне представляется довольно сложным и гораздо менее интересным, чем описать мое чтение за один месяц лета, ставший целой эпохой моей жизни, — месяц, когда я в составе экспедиционной группы занимался флористическими исследованиями на Командорских островах. Мне кажется, что подобное описание будет даже больше соответствовать теме сочинения, чем требуемая рецензия на книгу, поскольку описание прочитанного за месяц будет гораздо лучше характеризовать меня, чем одна прочитанная книга. Мое чтение в этот период зачастую было продиктовано окружающей средой, работой и, наконец, возможностью, и лишь отчасти моим желанием, и все это сформировало на месяц уникальный круг чтения, о котором я и хочу рассказать.

Я, конечно, на всякий случай взял с собой на Командоры книжку и почти открыл было ее в самолете, который летел 9 часов, но время по Москве было ночное, и я, едва успев прочитать на самолетной брошюре, где же находится мой спасательный жилет, провалился в объятия Морфея, в которых все время перелета и провел. А дальше уже совсем не до чтения было: суматоха приезда, поиски автобуса, то-се, пятое-десятое, а там уже и снова спать пора.

Опустим историю того, как мы добрались до островов, поскольку повествование совсем не об этом, а переместимся непосредственно к следующему чтению. Это описание жизненного цикла нерки на плакате в конторе заповедника, где мы несколько раз ночевали в периоды между забросками вглубь заповедника («в остров», как говорят местные жители). Я запомнил его почти наизусть: «… скат в море ночной, в мае-июле, скатывающихся рыбок называют смолтами или серебрянками…». Был еще в конторе книжный шкаф, из которого я успел в наши короткие наезды прочитать четверть книжки «Камчатка — колыбель тихоокеанских лососей» (автора не помню), где схожая информация излагается гораздо более полно и несравненно более цветисто, и начал было читать инструкцию по первой помощи для спасателей, но ужасный казенный язык отвратил меня даже от такого важного дела, как обучение спасению умирающих.

В острове мы часто останавливались в построенных местными для общего пользования домиках-ухожах, ранее использовавшихся как охотничьи зимовья. В них есть печки, дрова в которых поджигались — угадайте, чем? — книгами! Книжные же страницы периодически использовались как салфетки. Только в одном домике, где жили безвылазно из-за непогоды орнитолог с инспектором, мы видели, как их читают (но было очевидно, что это просто от безысходности, в поселке они, да и никто, наверное, эти детективы читать бы не стали). Ну, а вырвешь страничку — нет-нет да и прочитаешь абзац-другой, пробежишь по тексту уставшим взглядом. И не знаешь, зачем: через десять секунд все герои и события начисто забываются. Но читаешь.

Но основное чтение в тундре, которое всегда с нами, и неважно, добрались мы до домика или нет — это, во-первых, определитель сосудистых растений Камчатского края и, во-вторых, газеты, в которые мы закладывали гербарий и которые надо ежедневно доставать, менять, сушить. Вот региональное камчатское дополнение «Аргументов и фактов»: тут сплошная рыбалка. Ну, нам про рыбалку читать нечего, мы и сами понаписать можем выше крыши. Вот «Моя семья»: пишет, как будто бабка со скамейки у подъезда говорит, читать неприятно. А вот «Собеседник», он тихонько и доверительно ворчит на правительство: те недовольны, се недовольны. Ну, и так далее, целый газетный мир. Не попалось в этот раз по-настоящему старых советских газет, хотя бывает и такое. Зато хоть от всяких звездных скандалов тоже избавили. Газеты у нас из самых разных источников: из местного почтамта, из Москвы, из Петропавловска-Камчатского. Эх, вот бы «Алеутскую звезду» почитать, местную газету. Но нет, ее тоже нет.

В периоды безрыбных переходов интерес также представляют этикетки от продуктов питания: сколько калорий в сгущенке, чем эта приправа для плова отличается от той… Кое-что даже и оседает в памяти. Но не будем задерживаться на этом секторе описываемого мной круга чтения ввиду его малой художественности.

В самых удаленных от поселка домиках есть журналы, в которых все проходящие на всякий случай отписываются, пишут свои планы на ближайшее будущее, чтобы в случае чего их было проще найти. Иногда и какие-то мысли свои пишут, впечатления. В относительно легкодоступных домиках эти журналы представляют собой довольно печальное зрелище: неконструктивное нытье типа «я весь мокрый, устал, хочу домой», лишь изредка перемежающееся обсутоятельными и умными записями вроде тех, которые оставляет А. Шиенок — исследователь песцов, прошедший весь остров в прошлом году, с которым Полина консультировалась, планируя нашу поездку. Ну, мы стараемся соответствовать лучшим образцам, внося в журналы свои записи. В более же труднодоступных домиках ситуация улучшается: до них просто добираются только люди вроде Шиенка. В одном домике он писал, что впервые за два месяца видит звезды. Смотрим в окошко — у нас тоже небо все усыпано огоньками. Тоже впервые. Но за месяц.

В одном ухоже пересеклись с детским экологическим лагерем «Аглах» («морской котик» по-алеутски), попели с ними песенки под гитару. Они оставили нам по нашей просьбе замечательный текст их собственного сочинения и аккорды. Будем разучивать.

Возвращаясь по побережью из самой длинной шестнадцатидневной экспедиции в остров, с радостью издали замечаю и читаю табличку «Конец буферной зоны заповедника». Приближаемся к поселку! У поселка тоже есть интересные таблички, например, «Промысловый участок родовой общины такой-то». Здесь, на островах, ловить рыбу в теории могут только местные и в строго определенных количествах.

Схожим образом, со сходным чтением,прошла и остальная часть экспедиции. В последний день посетили краеведческий музей, где узнали об авторе Леониде Пасенюке, человеке и мысе (есть на северо-востоке острова мыс Пасенюк), написавшем книги с заманчивыми названиями вроде «Иду по Командорам» или «Берег скупого солнца». В союзе писателей он состоял с 50-х годов, значит, книжки, наверное, того же периода, может, чуть помладше. Полина решила их добыть во что бы то ни стало и поручила это мне (у меня был один свободный день в Петропавловске). После долгих скитаний по городу я, наконец, нашел центральную библиотеку, где мне просто подарили единственный нашедшийся экземпляр книги «Иду по Командорам». Упорным всегда везет.

Пока плыли на корабле на материк, взялся наконец за свою книжку, припасенную с Москвы. Решил на старости лет восполнить пробел в образовании, прочитать Джека Лондона (ну, вот другими писателями я увлекался в 10 лет). В глобальном плане, понятно, поздновато, зато в локальном этот самый «Морской волк» пришелся очень кстати: много параллелей можно было провести и с нашим плаванием, и с поездкой в целом. С хроническим везением героев-протагонистов можно смириться, надо признать, что так бывает.

Уже в самолете, разобравшись с Лондоном, взялся за свежедобытого Пасенюка. Я буквально открыл для себя жанр краеведческой литературы: раньше я был абсолютно уверен, что она нудна и недостойна моего внимания. Подтвердилось мое предположение, что этот самый Пасенюк в гораздо большей степени любитель покопаться в архивах, нежели побродить по островам: его собственным брождениям по островам в книге уделена лишь пара глав, в то время как все остальное отдано истории освоения островов и истории промысла котиков на Командорах. История изложена полно и красочно, всякому ее участнику автор дает оценку, исходя из фактов и из этих оценок выястраивает их явные, отраженные в историческом материале, или предполагаемые взаимоотношения. Вторая Камчатская экспедиция описана живо, «как в кино»: корабли теряются, петляют по океану в шторм, по достижении острова Кадьяк Беринг не выпускает натуралиста Георга Стеллера на берег…

Рассматривая более позднюю историю островов, Пасенюк, в частности, обсуждает цеплявшие взгляд еще в острове топонимы: речка Конец Ухожа, мыс Венедикт Упал… Читая описания его похождений, с радостью вспоминаешь, как был в тех же местах, с некоторым злорадством отмечаешь, что не такие уж и страшные там топи, как он описывает… Словом после прочтения книги остается приятное послевкусие долгой и обстоятельной беседы с чаем и ухой из нерки, пойманной в озере Саранное.

Ну, а там уже Москва, поезд в Пинегу через полдня, взятый туда «Спартак» Джованьоли, — словом, совсем другая история.

Вот такое оно, мое летнее чтение, и никакое другое.