Рад всех видеть. И вообще понимаю, что все уже хотят перейти к братанию и фуршету, поэтому мы со следующим докладчиком согласовали краткость выступлений… Ну да, мне вообще сказали, что я должен выступить как не биолог и разбавить эту биологическую сущность… Но это не совсем получится, конечно.

Действительно, после четырех лет в биоклассе мне казалось, что биологические науки постигнуты больше, чем вообще-то планировалось человеком на жизнь. А математика, надо сказать, была поставлена в гимназии даже серьезнее, чем биология, поэтому, удачно сдав предварительные экзамены на геологический факультет, я стал геологом. Ну а удачно, с участием тоже выпускников, пропустив распределение, попал на кафедру геокриологии, на которую вроде и не планировал попадать. Ну и таким образом я стал заниматься изучением многолетних мерзлых пород, в том числе в нашей стране, а они у нас занимают больше половины территории. Наверное, процент распространения мерзлоты – единственное, что увеличилось в нашей стране после распада Союза.

Удивительно, но наше правительство только в этом году узнало, что существует такая профессия — мерзлотовед. Вот премьер был в Тикси, наши немецкие коллеги показали ему лед под землей, и он радостно сказал, что вот узнал, что у нас есть такое направление в науке — мерзлотоведение. Надеемся теперь, что теперь денег давать больше будут. Но самое интересное, что формально я стал кандидатом геолого-минералогических наук, но вообще диссертацию должен был писать на совсем другую тему — биохимическую — и должен был заниматься датированием как раз этих многолетних мерзлых пород по степени рацемезации аминокислот. Но выяснилась странная вещь, я два года занимался этим вопросом, выяснения в какой лаборатории можно вообще это сделать. Обнаружил даже родственные связи с заместителем директора Института органической химии, но не помогло. Выяснилось, что такого оборудования в нашей стране нету, которое позволяет с нужной точностью выяснять рацемизацию. В своем институте я с большим трудом вообще произвел гидролиз наших образцов, попутно вспомнив все навыки химии, которые тоже, надо сказать, очень в большом объеме и удачно преподавались в гимназии, за что я благодарен сидящим в первом ряду [В.А. Рудневой]. Ну поэтому, когда у нас с рацемезацией ничего не получилось, то диссертацию я защищал по мерзлоте на вулканах, ну и в данный момент отвечаю за исследование таких белых пятен в геокриологическом отношении: Камчатка и Антарктида. Туда я улетаю послезавтра.

А вообще в нашей лаборатории я в основном научился бурить, помимо умения свободно падать с высоты 4000 метров, набирать в термических потоках те же примерно 4000 метров, нырять в подводные глубины, оценивать лавинную ситуацию… То есть вообще горы люблю, кататься, а науку стараюсь прицепить к своим увлечениям. Что-то еще хотел сказать… Ну да, вот как показывает опыт, из выпускника биокласса может получиться и такой подвид…

А ну да, наша лаборатория занимается изучением жизнеспособных сообществ микроорганизмов в вечномерзлых породах. Так вообще наша глобальная фундаментальная цель — выделение самых древних микробных сообществ из вечной мерзлоты. Возраст, который мы надеемся получить — это 25-30 миллионов лет. Ну и поэтому, учитывая еще какие-то слова, которые были здесь сказаны, идеи, которые должны развиваться, в принципе мы готовы к какому-то сотрудничеству, и, как я понимаю, с некоторыми из выступавших, с нашей лабораторией есть совместные публикации, и это все пересекается. Поэтому и талантливых школьников, а с моей стороны тех, кто увлекается сноубордом, парапланом и всякими экстремальными видами спорта, я буду крайне рад видеть в нашей лаборатории, в экспедициях по всему земному шару.